Марк Твен в Одессе + старинные открытки Одессы

Сказка о медном Дюке, самопальные сигары и жизнерадостность одесситов помогли американцу Сэмюэлу Клеменсу стать всемирно известным Марком Твеном.

Почти полтора столетия назад, 25 августа 1867 года, в одесской угольной гавани бросил якорь американский пароход Квакер‐Сити, с трапа которого спустился осматривать местные достопримечательности 30‐летний журналист Сэмюэл Ленгхорн Клеменс. Он прибыл со своей родины — из Соединенных Штатов Америки — вместе с целой делегацией земляков, с которыми он путешествовал по Европе и Азии. Пройдет еще несколько лет, и скромному янки, случайно оказавшемуся в Одессе, суждено будет прославиться как создателю двух знаменитых детских литературных персонажей — Тома Сойера и Гекльберри Финна.

Но начал свой путь к славе Марк Твен (тогда он еще подписывался своим настоящим именем — Сэмюэл Клеменс) с книги Простаки за границей, вышедшей в 1869 году и имевшей на родине, в Штатах, оглушительный успех. Это произведение было ничем иным, как путевыми заметками о путешествии по Европе и Азии.

В нем нашлось место и для ироничных рассказов о «совершенно американском» русском городке Одесса и его жителях, торгующих самопальными гаванскими сигарами и готовых «развести» на деньги любого иностранца. Вместе с «жемчужиной у моря» в анналы американской классики вошла и крымская «деревушка Ялта», царская резиденция в Ливадии и разрушенный Крымской войной Севастополь.
8 июня 1867 года из Нью‐Йоркского порта по маршруту Азорские острова — Франция — Италия — Греция — Турция — Россия — Палестина — Египет — Бермудские острова вышел колесный пароход Квакер‐Сити, пассажиром под номером пять на котором значился Клеменс.

На пароход этот малоизвестный журналист попал после того, как получил деньги от двух американских газет — Alta California и New York Tribune — за то, что напишет с борта «лайнера» очерки о заграничной жизни и заморских достопримечательностях. Издания рискнули значительными деньгами — цена билета на круиз была на то время баснословной — 1.250$.

Как писал Марк Твен после, собрав по возвращении путевые заметки в свою первую книгу, он всего лишь хотел показать читателю, какими тот увидел бы Европу и Восток, если бы глядел на них собственными глазами.
А взору читателя, к моменту прибытия Квакера в Россию в августе 1867‐го успевшего повидать глазами Клеменса считай всю Европу, первым предстал разрушенный Крымской войной 1854‐1855 годов Севастополь.

«Помпея сохранилась куда лучше Севастополя, — писал Марк Твен в Простаках. — В какую сторону ни глянь, всюду развалины, одни только развалины! Разрушенные дома, обвалившиеся стены, груды обломков — полное разорение. Будто чудовищное землетрясение всей своей мощью обрушилось на этот клочок суши».

Пушечные ядра, сломанные шомполы и осколки артиллерийских снарядов земляки писателя после обзорных экскурсий по городу в несчетном количестве сносили на Квакер, чтобы увезти домой. «Железного лома хватило бы на целый шлюп», — иронично написал Марк Твен, хотя и сам прихватил парочку «портативных сувениров».

Читайте также наш пост про Крымскую войну и первого в мире фотокорреспондента Роджера Фентона

Отчалив от Севастополя, Квакер направился в Одессу — на этот раз вовсе не затем, чтобы осматривать достопримечательности. А всего‐навсего пополнить исчерпавшиеся запасы угля.
«Они не должны были ни в какую Одессу ехать, — рассказывает Корреспонденту Анна Полторацкая, заведующая отделом просветительской и массовой работы одесского Литературного музея. — Но угля не хватило, и они заехали [в одесский порт]. И были совсем небольшое количество времени в Одессе — может быть, день, пока загружался пароход».

Но и этого «мгновения» хватило Марку Твену для того, чтобы дать Одессе «очень точное и очень интересное описание», с гордостью рассказывает Полторацкая. И цитирует любимую фразу из книги Простаки за границей: «Она [Одесса] имеет вид совершенно американского города: прекрасные широкие, прямые улицы; низкие дома (в два или три этажа), просторные, чистые, свободные от всяких архитектурных украшений; гороховые деревья (их называют здесь акацией) окаймляют тротуары; улицы и магазины имеют суетливый и деловой вид; знакомая новизна проглядывает в домах и во всем…».

Поначалу, причаливая к Одессе, спутник Клеменса — брат его будущей жены Оливии Чарльз Лэнгдон — полистав путеводитель, подытожил: здесь совсем не на что смотреть! Но едва ступив с трапа корабля на одесский берег, американский журналист заметил ошивающегося рядом местного босяка. При виде его с языка заправского шутника Клеменса сорвалось ироничное: «Я съем свой ботинок, если этот джентльмен заговорит по‐английски!».

«Джентльмену» американский юмор перевела встречавшая янки в порту сотрудница одесского консульства США. Бродяга не стушевался и ответил: пусть, мол, этот умник ответит сначала, что в его ботинках покажется ему самым вкусным. Янки на этот странный вопрос ответить не смог, а одесский босяк потребовал с него пять «зеленых» за правильный ответ. Получив американские деньги, он бросил: «Самым вкусным для вас, когда вы будете есть собственные башмаки, будут дырки. Ю андестенд?».
Похохотав, компания американцев отправилась бродить по городу. Приятель Клеменса купил по дороге в местной лавке фотоаппарат с набором из десяти пластин — как оказалось, торговец‐одессит иностранца надул: подходили к камере из десяти лишь три.

Потом янки дошли до медной статуи — памятника легендарному одесскому градоначальнику Арману Эммануэлю дю Плесси, герцогу де Ришелье, возвышающегося на самом верху невероятно длинной лестницы. Поднимаясь к не значившейся в путеводителе статуе, американцы повстречали еще одного удивительного местного жителя — в кителе с блестящими пуговицами, застегнутыми под горло. Заокеанские гости заинтересовались этим типом, который с помощью сотрудницы консульства рассказал иностранцам печальнейшую историю великого основателя Одессы — герцога де Ришелье, знаменитого французского кардинала, отдавшего все этому городу и — о несправедливость! — умершего в нищете где‐то в Крыму.

Трагическая версия кончины кардинала (которому одесский Ришелье приходился прапраправнучатым племянником), чью усыпальницу Клеменс только недавно созерцал в соборе в парижской Сорбонне, обошлась писателю еще в 5$.

Прошелся он и по лавкам Дерибасовской — понюхал «настоящих» гаванских сигар местного производства. Подивился тому, что хозяин музыкальной лавки предлагает покупателям три шубы — в обязательном комплекте с двумя скрипками. И порадовался, что вино в Одессе продавали ведрами в розлив — дешевле чернил.

Более близкое знакомство с Одессой, которое янки продолжили в местном винном погребке, и обещанный вечером фейерверк, и веселье на Ланжероне скомкал американский консул — он сообщил пассажирам Квакера, что из Крыма, который только недавно покинула американская делегация, пришла срочная депеша. Император Александр II, изволивший отдыхать на Крымском побережье, желает видеть американцев у себя в гостях в Ливадии.

«Какая поднялась возня! Созываются собрания! Назначаются комитеты! Сдуваются пылинки с фрачных фалд!» — записал Клеменс в своем дневнике 25 августа 1867 года. Будущему же автору Приключений Тома Сойера выпало писать приветственную речь императору.

Вышло пышное и несколько путаное послание в три абзаца. «Нас немного числом, но наш голос — голос нации в целом. <…>. Америка многим обязана России. Она является должником России во многих отношениях. [Далее Клеменс увещевал Александра II, что отмена им крепостного права в 1861 году подтолкнула Америку к отмене рабства.] С упованием молим Бога, чтобы эта дружба продолжалась и на будущие времена. <…>. Только безумный может предположить, что Америка когда‐либо нарушит верность этой дружбе предумышленно несправедливым словом или поступком».

«Мило, очень мило», — несколько раз кивнул во время чтения император. Российский государь поразил иностранцев скромностью одежд и простотой обхождения. Хотя и выглядел, напишет Клеменс в дневнике, величественнее турецкого султана.

Александр II лично повел делегацию пройтись по ливадийскому парку, сам показывал достопримечательности. Посмотрели и царский дворец в Ореанде. Очень понравился будущему писателю нынешний крымский курорт номер один — Ялта. «Деревушка Ялта гнездится внизу амфитеатра, который, отступаяотморя, понемногу поднимается, и кажется, что деревушка эта тихо соскользнула сюда откуда‐то сверху», — написал он.

Читайте также наш пост про то, как Ялта стала “Красной Ниццей”

На этом краткое знакомство с югом Российской империи для американца и закончилось. «Вчера вечером отплыли в Константинополь — салют, фейерверк. Прелестная маленькая плутовка, с которой я отплясывал на балу этот фантастический русский танец, не выходит у меня из головы. Ах, почему я не знаю русского языка! Но она поняла, конечно, что я хотел ей сказать на нелепом английском языке, которого не знала она», — 28 августа записал в походном дневнике Сэмюэл Клеменс, покидая крымский берег.

Текст © Елена Трибушная, журнал “Корреспондент”; Издательство “Скай Хорс”, 2012

Подбор фотографий © nahshaus.ru, 2014

Эта статья была опубликована в книге “Украина. Малоизвестные страницы истории”.

Почитать книги Марка Твена онлайн можно на нашем сайте homlib.com